Воскресенье, 05.05.2024, 17:23
Приветствую Вас Гость | RSS

Поиск

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Календарь

«  Май 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
  12345
6789101112
13141516171819
20212223242526
2728293031

 


     Прежде всего, разрешите хоть мне вас поздравить с получением моего письма. А то меня поздравляют каждый день. Да-да, каждый день я получаю по письму, то и по два, а иногда, как сегодня, и денежный перевод. Благодарю за "помочь.

     Сегодня день для меня получился очень хороший. Во-первых, я как громом был вдруг поражён мыслью о том, что завтра у моей сестренки Аньки день "варенья”. У Мишки тоже был перевод на 10 рублей. Для того чтобы попасть на нашу почту, а также в столовую, санчасть и учебные классы, необходимо либо пойти на обед всей ротой, либо на занятия таким же строем по городу в другой городок. Так как время было не обеденное и не учебное, пришлось нам с Мишкой прикинуться хромцами с натёртыми ногами, чтобы с нарядом отправиться в ту часть, где лежали и ждали нас наши денежки. Так и дохромали мы с ним до почты, где, моментально исцелившись, бросились получать деньги. Тут же я отправил скорей телеграмму, которую, надеюсь, Аня получила. И поскольку я думал, что телеграмма идёт дня два, то сначала разлетелся на "срочную”.  Но, узнав, что срочная, хоть и придёт через три часа, зато стоит 6.50, подумал, что спешить тут вовсе незачем, тем более что такого же содержания телеграмма, но за рубль восемьдесят пять, придёт как раз завтра, аккурат в день рождения Аньки. Потом мы с Мишенькой купили 16 конвертов, так что теперь я в них не нуждаюсь, а потом  сходили в чайную, и осталось у нас денег после этого кутежа – 1 рубль. После этого нам немного взгрустнулось, но скоро облака рассеялись. Таково свойство молодости. Но если на душе нашей стало ясно, то в природе всё происходило как раз наоборот. Пока мы ужинали, началась зверская гроза, буквально как из ведра. И, вопреки разуму, который должен был, казалось, остановить наших бравых командиров, мы всё-таки, по неимоверной распутице и ливню, выйдя строевым бодрым шагом навстречу  стихии в направлении своего городка, обратились по дороге в позорное бегство, и к воротам подбежало изрядно потрёпанное воинство, утратившее соображение, а вместе с ним и остатки дисциплины. Вот сижу, пишу письмо, а одёжка моя – тю-тю! Сохнет на кровати. Нам, то есть ей, наши лихие отцы-командиры приказали высохнуть до программы "Время”, которую заставляют смотреть  независимо от интересов и наклонностей, весь личный состав, следя при том, чтобы все держали "головку прямо”. Это, конечно, развивает, да и полезно быть в курсе последних политических новостей, на которые, впрочем, всем глубоко плевать. Армия – это форма без содержания. Анька опять скажет, что у меня нет чувства опасности. Как раз таки, есть. Теперь я опускаю письма в городе и без обратного адреса. Молчать я всё равно не смогу.

     На присягу можете не приезжать, я не настаиваю. Приму её тайком от вас. Нет, я не обиделся. Ну, ни капельки. Я, знаете ли, стал похож на душ. Да, обыкновенный душ, как у нас в ванной. Поясню. Письма я получаю от всех. Никому же не стоит черкнуть строку-другую, но мне-то приходится отвечать всем. За последнее время я даже втянулся в эту "душевую”. Как в душе: труба идёт одна, а выливается из многих дырочек. Так я получаю сплошным потоком письма и отвечаю через свои знакомые дырочки. Вчера я ничего не получил, но не отчаялся и написал тёте Жене. Втянулся так, что ежедневное изложение становится уже потребностью. Не отвечать на письма или в двух строчках отписываться считаю свинством. И напоследок одна "хиханька”. На все вопросы старшего по званию положено отвечать "так точно!” И когда нас, вконец измотанных  шагистикой на плацу, ехидно, по-свойски спрашивают:

     - Курить будем? - Вся рота радостно ревёт: " Так точно!"

 

   

02.06.84

     Сегодня мы едем стрелять боевыми, настоящими патронами по неживым, ненастоящим мишеням. Вчера, например, у нас всё было ненастоящее. Патроны были тоже холостые. Как объяснили командиры, предварительное знакомство с автоматом, чтобы не пугаться его на стрельбищах. Не очень приятное занятие. Грохот от выстрелов такой, что закладывает уши, и потом долго приходится мотать головой, как собака с репейником на ухе, чтобы восстановить слух. Сегодня, видать, намотаюсь всласть, так как вчера было только два патрона, а сегодня целых девять. Очень забавно стреляет у нас один узбек. Надо сказать, что узбеки, в основном из каких-нибудь аулов, народ в подавляющем большинстве понятливый после  того, как им расскажешь и покажешь раз пятнадцать. Так вот, этот узбек стреляет из автомата, отодвинув его от себя, насколько хватает коротких рук, и не целясь. Стрельба идёт "в сторону мишени”. Дело ясно, автомат его пугает, и становится тревожно, что он, при таком отношении к оружию,  может совершенно свободно подстрелить или себя, или кого-то ещё. Так что, понаблюдав за "ловкими и уверенными” действиями Хасанова, пришёл я к закономерному выводу: узбеков из узбекской глубинки в строевую армию призывать опасно в связи с прямой угрозой жизни остальных национальностей при обращении узбеков с огнестрельным оружием. Пусть работают для нашего народного хозяйства в стройбате. Там они, по крайней мере, будут не только не опасны, а даже полезны. Нашим "замкам” (заместителям командиров взвод`ов, а именно с таким ударением произносится эта длинная должность) повысили звания. И превратились они из ефрейторов, первого звания после рядового, в младших сержантов, соответственно, во второе звание. Но по привычке некоторые ребята ещё называют их ефрейторами, потом, конечно, поправляются. А один паренёк умудрился всё совместить и назвал своего "замка” младшим ефрейтором. Тут надо пояснить, что отношение в армии к ефрейторам в солдатских званиях такое же, как в офицерских к прапорщикам, то есть, крайне неуважительное. Как к недоделанным, что ли. А тут ещё не просто ефрейтор, а вон какой!  Так что лучше бы уж тот парень его просто рядовым назвал, а то бедный "замок” весь побагровел и заорал:

     - Капитаном тебе по морде, дурак!

     Точь-в-точь, как в фильмах о царской армии. Я бы, наверно, не удивился, если бы парень вытянулся "во фрунт”, выкатил бельма и истошно возопил:

     - Так точно, вашьбродь! Не извольте сумлеваться, вашьбродь!

     Ходьба уже стала привычной, и не столько потому, что я к ней привык, сколько из-за того, что во время строевой я повторяю про себя "Онегина”. То есть, душа занята одним, а тело другим. Таким образом, и время коротаю, и память проверяю. Многие смеются втихую (в открытую не решаются), что я учу "Онегина”. Но, что мне до них? "Иди своей дорогой, и пусть люди говорят о тебе всё, что им вздумается!” – не помню, кто сказал, но мне подходит.

     Только что приехали ("приихалы”, как говорят наши хохлы) со стрельбищ. Один хохол, Кузмэнко, как он себя называет, когда мы отстрелялись, говорит мне:

     - Пидеймо подывымося на мышеню!

     Дивиться, правда, было не на что. Сколько я ему не объяснял перед стрельбой, где находится его "мышеня”, где моя, он всё равно всё перепутал. Его мишень можно было снова использовать в следующих стрельбищах, т.к. она была девственно чиста. Зато моя вся была изрешечена пулями. В итоге, благодаря бестолковости Кузмэнко, я совершил немыслимое –  выбил 57 попаданий из 30 отпущенных мне патронов. Так что, пришлось "дывитися” на мою "мышеню”, а Кузьменко заработал наряд.

     Там, на природе, мне так вольно дышалось, но почему-то я представил себе поле после боя, усеянное телами бойцов, и такую же тишину, и лёгкий, тёплый ветерок, и шуршанье листвы. От этого контраста стало так дико, что всю обратную дорогу я пел, вернее, орал песни. Ребята оглядывались и улыбались. Многие пели вместе со мной. Чуть осип. Сейчас мы идём в наряд по кухне. Я сижу в сменной одежде, от которой одуряюще воняет. Наш "любимый замок”  Джабраилов дал нам с Мишкой самый "ответственный” и грязный участок – мытьё посуды.

 

05.06.84

     Ну вот, и принял я присягу. И после этого знаменательного в жизни каждого солдата события, в моей жизни произошли некоторые стремительные изменения. Во-первых, меня назначили почтальоном роты. Это значит, что теперь все письма, посылки, бандероли и извещения о денежных переводах проходят через мои руки. Во-вторых, выбран я взводным комсоргом. Теперь, получается, я должен отвечать не только за состояние своего морального облика, но и за моральный облик всей роты, и не перед собой, а перед командованием. Надо сказать, перспектив в этом амплуа я не вижу. Выбирали меня по принципу  "лишь бы не я”.

     Вся моя предыдущая жизнь складывалась так, что о комсомольской работе я имею весьма туманное представление, а как-то: ничего не делать, зато уметь писать объёмистые отчёты, пускать пыль в глаза коммунистам, которые даже сквозь эту пыль всё прекрасно видят и понимают, поскольку занимаются тем же и, безусловно, быть мастером интриги и следить всё время, откуда дует ветер. Если серьёзно заниматься всем вышеперечисленным, то времени не хватит не только на конкретную работу, а и просто на собственную жизнь. Так что не знаю, придётся ли работать над духовными обликами своего взвода или, как прежде, ни во что не вмешиваться, предоставив времени распоряжаться самостоятельно. Тем более что облики в нашем взводе сплошь серые, упрямые и хохляцкие. Главное не насмехаться над людьми, у которых не было возможности, либо природа не дала, получить то, чем обладает даже такой закоренелый двоечник и лентяй, как я. Анька, может быть, назовёт это опять жутким самомнением, но я смотрю совершенно трезво и думаю, что в чём-то я выше их, когда отвечаю на их грубости чуть ли не материнской лаской. Интересно смотреть тогда их реакцию – испуганные и растерянные. В каждом человеке есть доброе, и, как бы глубоко оно не было запрятано, вызвать его очень просто – тоже добром. Очень интересно наблюдать за лицом человека, которому уже хочется в ответ на улыбку тоже улыбнуться, но вроде, надо ругаться. Такие "ошарашенные" мне по душе.

     В-третьих, меня назначили, именно, назначили запевалой. Это очень плохо, так как голосок, если какой у меня и имеется, то вовсе не способный бороться с грохотом сапогов. На мою беду мой "замок” Джабраилов, о нём отдельно, услышал, когда мы ехали со стрельбищ, как я пел. А пел-то действительно, от души. И теперь он не желает слушать никаких моих возражений и доводов, отвечая на них односложно: " Будешь запевалой!”  Это напоминает "хочу харчо!” И так ваш покорный слуга вкалываем в благословенном городе Ставрополе во все тяжкие.

     Сегодня меня направили работать в клуб, где я увидел одну очень интересную фотографию. Она лежала среди других, предназначенных для наклеивания на стенд. Подпись на ней была следующая: " Зенитная батарея возле театра Советской Армии”. Там изображена вся перекопанная площадь Коммуны, зенитки и какой-то дом, прямо против фасада театра. Сам театр, весь, как говорится, ободранный, но не побеждённый. Я уже эту фотографию выпросил у майора, но, когда вернулся с обеда, она была наклеена на стенд. Так было обидно! Как-никак, родные края.

     В день присяги, как я уже говорил по телефону, среди всеобщей родительской суматохи я не долго горевал по поводу вашего неприезда, а скорее побежал к командиру и с сияющим лицом сообщил ему, что приехал мой отец. Рассудил я просто. Если попросят привести и показать родителя, с мужиком договориться всегда проще. Но командир наш, и без того одолеваемый родственниками моих соратников, лишь вяло отмахнулся и через плечо приказал выписать на меня увольнительную. И вот мы с Серёгой, таким же обманщиком, пошли бродить по городу, а точнее, в парк культурного и бескультурного отдыха. Я хотел пойти в ставропольский театр, но Серёга наотрез отказался при такой прекрасной погоде торчать в душном зале, да ещё в первое же увольнение, и мне пришлось с ним согласиться и уступить здравому смыслу в его лице. Но и в парке нам всё равно скоро наскучило. На сей раз от безделья.

     Наш взвод уезжает сегодня работать на десять дней на аэродром. Это значит – 24 человека из 33-х. Оставили редколлегию, дневальных и ещё разных нужных людей, в число которых неожиданно попал и я. Ведь я совсем забыл, что ко всем прочим достоинствам, я ещё и ротный почтальон. Уезжающие прощались со мной, как с родным, и все слёзно просили за время их отсутствия, сохранить письма, которые могут им прийти. Естественно, я, сдерживая рыдания, клятвенно обещал выполнить все их пожелания в их отсутствие. После этого они, успокоенные, уехали. Что ж, в добрый путь! А "замку” – скатертью дорога! И вот, почему. Нас с Михой (не привела, всё же, к  добру эта политика: я всё делал, я всё умею), как многогранно одарённых, заставляют теперь заниматься всем подряд. Преимущественно с захватом часика-другого после отбоя. Ну, мне-то, "старой сове”, не привыкать, а вот Мишка мучается. Вся эта послеотбойная жизнь сделала его нервным и раздражительным. Приходится его всё время успокаивать и удерживать от взрывов неврастении подчас теми же методами, что и буйнопомешанных. Он не обижается, а, остынув, признается:

     - Так мне, дураку, и надо!

     Хорошо хоть понимает. А все эти наши невзгоды суть происки нашего "замка” Джабраилова. Он чеченец, да к тому же ещё ограниченный и недоразвитый. И, видимо, подозревая этот в себе недостаток, надо сказать, большой, он глушит свои подозрения тем, что орёт на нас с Михой. Вдобавок он ещё и коротышка. Так ему очень нравится язвить по нашему адресу, что вот, дескать, какие мы "длинные” и какие бестолковые. При этом сообщении его маленькие, чёрные и злобные глазки маслянисто блестят, как у кота, вдосталь наевшегося жирной рыбы. Унижая принародно нас, он, видимо, ловит несказанный кайф, понимая в душе, что произойти подобное на  "гражданке” просто не может. Вот и стали мы с Мишенькою козликами отпущения. Но, если что-то нужно сделать ответственное, то поручается нам. Где тут логика? Но нам унывать некогда, все эти мелкие невзгоды мы переносим весело, не просто хихикая над очередной глупостью "замка”, а зачастую, громко хохоча над его чеченской тупостью. Ну, скажите, как можно хотя бы не улыбнуться тому, что на политической подготовке, когда мы записывали страны-участницы Варшавского договора, мы с Мишкой поинтересовались, а что это за страна такая скрывается за аббревиатурой  КНДР. Этот баран на свою рогатую голову принялся расшифровывать мудрёное сочетание букв. Наконец, выдал:

     - Для тупорырых объясняю, - медленно и, как ему казалось, вдумчиво процедил он, - К. – Н. – Д. – Р. -  это Канада!

     Нам осталось после этого исчерпывающего объяснения дорасшифровать, получить "Канадская народно-демократическая республика”, для того, чтобы оставшееся от политподготовки время просто давиться смехом, периодически распиравшим наши животы. А Джабраилов всё глядел на нас с подозрением и время от времени справлялся:

    - И чего это вы там лыбитесь?

     Но, конечно, мы не могли уподобиться ему и прилюдно открывать ему новую страну на Карте Мира – Корею.

     С токарным делом хочу вовсе "завязать”, а то сколь можно за троих-то ломить. Да и получается бестолковщина, как в шутке "стой там, иди сюда ". Кажный сильный теперь мне господин, кажный хочет мною командовать. Ротный старшина говорит: " Иди в автопарк  и делай там всё для роты”. Прапорщик из автопарка: " Договаривайся-ка ты в роте сам!”  Командир взвода: " Никуда ты не пойдёшь, пока приказ на тебя не будет! " А майор: " Сиди и не рыпайся!” К последнему приказу я и решил прислушаться как следует. Сижу теперь и не рыпаюсь.

 

08.06.84

     Письма идут непрерывным потоком. Помимо ваших двух, получил ещё от своего режиссёра с очередными наставлениями, от Сашки "Бороды” со слезами и радужными надеждами и от Катьки Барановой с грамматическими ошибками. Отныне, мама, можешь не волноваться. Пишу я теперь при свете, так как появилась масса свободного времени. Я же почтальон. А почту надо забирать до семи. Поскольку отделение связи находится в другом городке…. Впрочем, у меня складывается ощущение, что об этом я вам уже писал. Честно говоря, при таком количестве адресатов, начинаешь путаться, кому, когда и что писал. Так вот, сижу я сейчас в том самом городке на своей любимой тенистой лавочке, откуда меня незаметно, но мне заметно всё, и пишу вам письмо. Эту лавочку я ещё раньше приметил, а теперь и подавно. Вот я её и оккупирую до самого ужина. Либо пишу на ней, либо учу стихи, либо, как сейчас, буду читать книгу. Записался в библиотеку, и взял сегодня "Сказание о Рокоссовском”. Рокоссовский меня заинтересовал с тех пор, когда я услышал, что Рузвельт отзывался о нём, как о самом интеллигентном военачальнике. А про интеллигентных людей всегда интересно читать. Опять принялся сочинять, после вчерашней взбучки от режиссёра, рассказики, где взаимодействуют три произвольно взятых слова, как персонажи. Режиссёр настаивает, чтобы я это делал, так как такое занятие очень развивает фантазию, что для актёра просто необходимо. Прошу товарищей называть мне три слова и пишу рассказик. Мишка первый и охотно подкинул три слова: географическая карта, розетка и асфальт. Паразит, он и есть паразит. Но я всё-таки справился. Он ещё хотел три слова дать: экскаватор, экватор (видимо, у него с фантазией не густо) и кокосовый орех, но я отбрыкался тем, что, в отчаянии соединить их в единую прозу, соединил в один стишок игривого характера:

    - Что за наглый экскаватор?!

        Он приехал на экватор

        И, скрипя ковшом, при всех

        Грыз кокосовый орех.

     Чем-то напоминает: " Белка песенки поёт, да орешки всё грызёт”. В отместку я Мишке тоже задал три слова: керосинка, магнитофон, одеяло, только этот лентяй вряд ли даже будет пытаться что-то сочинить. Другому дружку, Сереге, дал: получка, мешок, дьявол. У него, кстати, провели в музвзводе сокращение штата, в результате которого Серёга остался там без работы и без места. В итоге он попал в пятую роту, а мы с Мишкой остаёмся в 3, как и были. Видимся изредка. Остаётся только надеяться, что его когда-нибудь переведут к нам.

     Хор это, оказывается, фикция. Просто записали фамилии желающих петь, а желающих это организовать не записали,  да и не планировали. Так, для отписки, вот мол, есть у нас даже хор. С токарным же делом следующее. Они (начальники все подряд-расподряд)  хотят, чтобы я выучился и на специалиста АПА, и, на сладкое, параллельно работал у них токарем. То есть, совмещал бы учёбу с работой. А как только я отучусь 6 месяцев, и все поедут по распределению, меня окончательно переведут в автопарк, и буду я опять на нелюбимой работе. Что-то первоначальная радость сильно поутихла у меня при таких идиотских порядках, когда приходится выступать в роли шарика для пинг-понга. Вспомнились тут же безрадостные зиловские будни, когда чувствовал себя винтиком под чьей-то отверткой, а не самостоятельно решающим свою судьбу человеком. Конечно, глупо о самостоятельности толковать в тех условиях, из которых пишу, но не только я, любое живое существо тяготится насильно навязанным положением и ищет хоть малейшую лазейку, чтобы хоть на секунду почувствовать себя свободным. Короче говоря, токарное дело мне вконец осточертело. Вот, и стихами с отчаяния  заговорил. Вообще, замечаю, что очень часто самопроизвольно говорю в рифму. Ну, что-то же хорошее должно было мне передаться от мамашки.

     Скучаю немножко по хомяку,  Кешке моему. Не хватает в моей жизни чего-то пушистого.

     Про присягу вы просите поподробнее. К сожалению, подробно я могу описывать то, что действительно произвело потрясающее впечатление и запомнилось на всю жизнь. О таком тусклом и незначительном событии в жизни сугубо гражданского человека, как присяга, воспоминаний не осталось совсем. Единственное, что встретили мы с Серёгой моего "замка” Джабраилова в гражданской одежде (в самоволке был), и он поинтересовался, где же мой папа. Пришлось в ответ спросить, где же его военная форма. Он зло ругнулся в рифму на вопрос "где?” Чувствуя, что отношения портить окончательно ещё рано, я успокоил его сказкой о том, что наши с Серёжей папы – друзья детства, что стоят они в пивнушке за разговором и кружечкой-другой пивка, а нам дали денег на мороженое и карусель и послали, куда подальше. По глазам его чеченским, хитрым, было видно, что ни единому слову этой басни он не поверил, но и заметно стало, что он успокоился. Так как он меня мог поймать на обмане, то и я мог в отместку преспокойно обнародовать его похождения. Так что, расстались мы, понимающе подмигнув друг другу и фальшиво улыбнувшись.

     В кино нас водят в субботу и воскресенье. Вот, где я отсыпаюсь. Крутят войну и муру, так что лучше поспать, чем забивать себе голову всякой ерундой. Хорошо хоть не заставляют изложение на тему просмотренного писать, а то получили бы грёзы о гражданской жизни. Настроение у меня "ничевошное”,  но нет уверенности в завтрашнем дне. Обычное общеармейское состояние. Спасают только письма: жизнеутверждающие от режиссёра и лирические ваши.